Новелла не
рекомендуется для прочтения лицам до 18 лет !!!
«Невероятность»
(продолжение)
ЛЕОНАРДО-ДА-ВИНЧИ И ФРАНЧЕСКО МЕЛЬЦИ
- Слушайте. Леонардо-да-Винчи вы, конечно, знаете… - Ещё бы Сергей Борисович не знал! Он боготворил этого человека! Более того, он даже догадывался, какую историю хочет поведать ему Витя. Но возникло огромное желание услышать не саму историю, а акцеты и интерпретацию этого необыкновенного юноши. И он промолчал.
- Уже в преклонном возрасте этот величайший художник всех времён и народов, я бы сказал, гений среди гениев, был приглашён королём во Францию. Жил он там одиноко, занимался своим любимым делом - живописью. И вот однажды к нему пришёл юноша, почти подросток - Франческо Мельци. Пришёл учиться живописи. И остался с Леонардо до конца его дней. Кем он был ему? Всем! Сыном, другом, учеником, сиделкой, слугой, и даже любовником! Франческо отказался от людей, иных услад жизни и даже женщин. Он целиком посвятил себя учителю. Когда Леонардо скончался, он всё, что имел, завещал этому юноше. Кроме нескольких картин, которые подарил французскому королю. Кстати, сам Франческо тоже стал известным художником. Я видел несколько репродукций - очень напоминают леонардовские полотна. Других учеников у да-Винчи не было. Как и любой гений, он был фатально одинок. Вот такая история. Комментируйте.
О телятине Сергей Борисович забыл напрочь. В устах Виктора рассказ прозвучал впечатляюще. В парне сидел талант рассказчика, литератора. Речь была очень образна.
- Я пойду, прикрою газ, а то, чего доброго, сгорит телятина-то.
- Иди…
Когда парень возвратился, Сергей Борисович сидел, опустив голову. Им владела воодушевлёно - радостное, но одновременно пугающее ощущение. «Да не бывает таких парней! Откуда он взялся? Инопланетянин? Зрит в корень… С ним нужно держать ухо востро и быть чрезвычайно внимательным. При его милой непосредственности можно запросто попасть впросак.»
- Усматриваешь аналогию? - спросил сидящий. Юноша стоял рядом, очень близко, почти касаясь.
- Хотел бы усматривать.
- Но я не Леонардо-да-Винчи!
- А я не Франческо Мельци! Зато вы - академик Сергей Борисович Х., а я - студент Виктор Петрович Д.
- Выкрутился. Но повторюсь: такое встречается раз в сто лет. У гениев и причуды гениальны.
- Но почему причуды? - Сергей Борисович пожал плечами. - Почему вы думаете, что наш случай не из таких? - Юноша настойчиво бил в одну точку.
- Я не думаю. Я знаю. Чудес не бывает. А такое - из области чудес, приятных мечтаний.
Поразительно! Сергей Борисович вёл беседу с этим юнцом при полной интеллектуальной отдаче. На равных! «Нет! Это всё-таки не ум, - думал он. - Витя слишком юн. Воспитан? Да. Начитан? Очевидно! Папа и мама постарались, да и дед добавил своими россказнями. Это скорее что-то интуитивное, подсознательное, от Бога. Устами младенца глаголет истина. У Сергея Борисовича была внучка, двух с половиной лет. Только-только научилась связно говорить. И вдруг как-то огорошила. Стоит возле машины на даче и будто сама с собой рассуждает: «Нам хорошо! У папы - машина, у мамы - машина, у деда - машина. У всех своя машина!» Нечто такое, но, естественно, повзрослее было и здесь.
- Тогда будем считать, что мы свидетели и участники очередного редкого чуда, - весело воскликнул Виктор. - Я принесу телятину?
- Неси… Неси… - отрешённо пробормотал академик.
Когда они снова выпили, закусили, Виктор спохватился:
- С вами всё выскакивает из головы. Я принёс подарок!
- Ещё и подарок. Мало цветов? Зря транжиришь деньги.
- Никаких расходов. Папа привёз из Румынии. Нам ни к чему, а вам - в самый раз. - «Вот это фокус! Значит вёз из Воронежа специально для меня! Заранее расчитывал на встречу…» Может быть, даже имел с собой в первый визит… Хотел вручить… А я?.. Виктор достал из пакета что-то, завёрнутое в газету. Не торопясь развернул. Поставил на стол. Это была небольшая, сделанная из матового фарфора, скульптурная композиция, изображающая двух обнажённых атлетов. Один - совсем юноша, а другой - человек в возрасте. «Гармодий и Аристогитон» - сразу узнал Сергей Борисович. - Два знаменитых героя Античной Греции, известных своей самоотверженной гибелью при защите страны от врага и ещё… взаимной влюблённостью. Статуэтка представляла копию огромной скульптурной группы в человеческий рост, хранящейся в Афинском музее. Виктор даже в подарках был предельно последователен.
- Ну как? - спросил он.
- Нет слов! Вот огорошил, так огорошил! Не знаю, как благодарить. Спасибо, конечно, огромное спасибо! Я очень люблю античность! Ты хоть знаешь, кто здесь изображён?
- Ещё бы не знать! Прочитал. Парень и взрослый мужик: Гармодий и Аристогитон, из Древней Греции.
- И всё о них…
- Да, знаю, знаю. Тогда такое не осуждалось.
Сергей Борисович поставил статуэтку на видное место. Смотрелась хорошо.
- Вот теперь можно ещё по децил, за мой подарок. Вы сказали, что будет ещё горячее. Какое?
- Жаренные шампиньоны в сметане.
- Чудесно! Люблю грибы. Прямо-таки царский обед! Тащите. - Виктор был слегка навеселе. Чуть покраснел. Лицо стало совсем детским. «И откуда в нём эта привлекательность и обаяние. Тянет смотреть непрерывно.»
Сергей Борисович разложил грибы, они снова выпили. Виктор теперь пил только сухое. Понемногу.
- За мной тоже подарок. И не возражай! Иначе и твой не возьму.
- Ладно-ладно. Пусть по-вашему…
Потом они говорили. Бог знает о чём, понемногу добавляли выпивки, даже несколько раз сыграли в карты. Им вдвоём было удивительно хорошо. Но время летело стремительно. Не успел Сергей Борисович опомниться, как уже настукало десять.
- Мне, пожалуй, пора, - поднялся Виктор. - Далеко добираться.
- Я провожу тебя. - Парень готов был запротестовать, но вовремя спохватился: этого делать не следовало…
Они подошли к трамвайной остановке, залезли в подошедший вагон, потом спустились в метро. Оба молчали. Было чертовски грустно, даже тоскливо. И тому и другому. Они не хотели расходиться. Остановились на середине платформы.
- Я мог бы ещё к вам приехать. - Не то спросил, не то предложил Виктор. - Времени было мало. Нужно встречаться пораньше. Живёте очень далеко.
- Приезжай. Когда захочешь. Были бы свободны. И не один раз, а сколько влезет.
- По мне хоть каждый день. Не получится. Далековато забрались.
- Не я забрался, меня сюда загнали. Но ведь хорошо, что один? Никто не мешает…
- И то верно…
Продолжали стоять. Держались за руки. После пожатия ни тот, ни другой не отпускал. Так бы стоять и стоять… Время приближалось к одиннадцати. Подошёл очередной поезд. Двери были открыты, но он не трогался. Вдруг юноша быстро наклонился к Сергею Борисовичу, чмокнул его в щёку и произнеся: «Пока!», стремительно вскочил в вагон. Двери сомкнулись… Поезд набирал скорость, Виктор уехал…
Сергей Борисович рассеянно поплёлся назад. «Вот и канул в лету ещё один вечер. Но какой!.. Витя… Юн, привлекателен, изящен… Поцеловал…». Академик пальцами потрогал место на щеке. С какой сокрушающей силой вломился в его мир невесть откуда свалившийся этот фантастический отрок!
БЛАЖЕННЫЙ ВИХРЬ
Ну, а жизнь продолжалась. События шли своим чередом. Но для Сергея Борисовича всё стало совсем другим. Теперь был Виктор. Везде, всюду, во всём… Он часто заскакивал в кабинет, иногда на дню даже по два раза. Просто так! Они перебрасывались какими-то фразами, мельком вглядывались друг в друга, тут же расставались и каждый снова мечтал и ожидал новой встречи. Само собой, инициативу проявлял студент. Профессор лишь безвольно плыл по воле нёсшего его куда-то блаженного течения.
Неделю спустя Виктор вновь ворвался в кабинет и радостно возвестил:
- Завтра суббота. Я освободился от всех дел и мог бы приехать к вам в двенадцать. Вы как?
- Тоже свободен. - Хотелось добавить: «Для тебя я всегда свободен.» Сдержался. - Буду рад снова видеть тебя.
- Разве сейчас не видите? Мы каждый день видимся.
- Хотел сказать: у себя дома.
- А-а-а… Отличная маза! Я купил бутылку коньяка, остальное за вами. Напьёмся в «дымину».
- Ну и выражаешься ты! То изысканнейшая литературная речь, то - «в дымину».
- Я - молодой, мне - можно. Снова сделаете вкусный обед?
- Сделаю, ещё как сделаю!
И вот эта вторая их встреча. Опять было здорово. Оба пили, ели, курили, слушали музыку, играли в шахматы, карты, дурачились, как дети, радуясь, что снова вместе, что каждый может вести себя, как хочет, и всё будет оценено и понято, как надо. Сергей Борисович вручил Виктору свой подарок - хорошую двухцветную сорочку. Он тут же надел и щеголял в ней весь вечер. Во время переодевания Сергей Борисович увидел обнажённый торс юноши. Словно обожгло…
Не успели они опомниться, как время опять подвалило к одиннадцати. Вот ведь какая коварная вещь это время. Хочешь, чтобы шло по быстрее - ползёт черепашьим шагом, хочешь растянуть - мчится с ураганной скоростью! Понимая, что пора разбегаться, оба маялись, отводили глаза, наигранно говорили о другом. Первым не выдержал взрослый.
- Может, останешься?.. - робко спросил он.
-
Да, с удовольствием, - облегчённо ответил юноша. -
Вся ночь будет наша! В общаге никто не ждёт.
Предупредил, что могу заночевать у приятеля. -
«Значит уже был готов заранее остаться, и только
ждал когда предложу.» - подумал Сергей Борисович.
- «Ну и болван же я!» Непосредственность
продолжала бить из парня прямо-таки фонтаном.
Веселились часов до трёх. Даже выходили в ночь на прогулку.
- У нас тут район - того, много всяких… Далеко уходить не стоить.
- Не волнуйтесь. Не зря шесть лет занимался каратэ. Отобьёмся. Возвратились. Сергей Борисович потягиваясь, произнёс
- Что-то спать захотелось. Может, на боковую?
- Давно пора. Глаза слипаются.
За внешней непринуждённостью этих слов, скрывалось неуютность, некое неудобство. Оба пытались скрыть смущение. В комнате стояла только одна тахта. Раскладушки не было, другой постели - тоже. Им предстояло спать вместе…
Сергей Борисович убрал посуду, помыл, разложил разбросанные вещи, не торопясь, приготовил постель. Намеренно тянул время. Виктор сидел на стуле, наблюдал за ним, курил. Если бы не эта отчаянная тяга друг к другу…
- Всё готово, можно ложиться.
- Сначала вы. Я почищу зубы. Не волнуйтесь, щётку захватил, до вашей дотрагиваться не буду.
- Предусмотрительный… Где будешь? У стенки или с краю?
- Пожалуй, с краю. В случае чего, легче от вас сбежать, - не очень удачно пошутил он. При напряжении, в котором оба находились, слова звучали двусмысленно. Но Виктор решил ещё больше «углубить» тему и огорошил, - Вы случайно не голубой?
«А, была, не была, - подумал Сергей Борисович. - Раз он так, то мне сам Бог велел.»
- Я-то нет! Двое детей… А вот в тебе сомневаюсь…
- Дурью маетесь? - Он схватил подушку и мягко стукнул академика. - В кровати разберёмся. - И он ушёл в ванную.
Сергей Борисович быстро разделся, забрался под одеяло. Торопился успеть. Не хотел, чтобы этот цветущий отрок видел его стариковское тело. Тот тут же появился.
- Ага! Уже забрались? Всё стесняетесь… Тогда и я… - Он медленно начал разоблачаться. Снял носки, брюки, сорочку… Остался в одних ослепительной белизны трусиках… в обтяжку…
О, Господи! Отвести глаза от этой стройной юношеской фигуры Сергей Борисович не мог, как ни старался. Парень был сложен, как модель Праксителя. Вожделённая нега обволакивала лежащего, как туман. Он с большим трудом соображал, что происходит и где он находится. Да и выпитое давало о себе знать. Виктор стоял, не очень торопясь забираться в постель. Словно давал возможность получше рассмотреть себя.
- Боже, какой же ты весь… - прошептал Сергей Борисович. - Будто из мрамора выточен…
- Нужно спортом заниматься, - назидательно заявил он. - Значит, нравлюсь?
- Очень! Невозможно оторвать глаза.
- Я сам себе нравлюсь. Смотрите, сколько влезет. Ещё успею надоесть. - Парень продолжал гнуть своё. Его распирала детская игривость и дурашливость. Но подлаживаться под него у Сергея Борисовича не было ни сил, ни желания. Он находился в плену обаяния этого чуда.
- Витя… Витя… хочу посмотреть… - еле слышно пролепетал он и до смерти перепугался собственных слов. «Именно сейчас и обрежет!»
- Чтобы снял трусы? Запросто! Дома всегда спал нагишом. Удобнее. А в общаге стесняюсь. Вовка так разглядывает… Плотоядно… Я не даю повода, иначе бы приставал. Уже набычился. Обрезал! - Говоря эти слова, юноша медленно, с наигранной ленцой, стянул трусы. В нём сидело ещё одно качество - прирождённый дар обольстителя.
Остался голым. И… продолжал стоять.
От нахлынувшего возбуждения Сергей Борисович даже глаза зажмурил. Богоподобное совершенство тела парня просто ослепляло. «Там» - развито, целомудренно - аккуратно, чуть топорщилось… Обрамлял тёмный пушок… Возникло нестерпимое желание прикоснуться, дотронуться, погладить, подержать… Всё так близко, открыто, доступно… Только протяни руку… Почти нечеловеческим усилием подавил. Ведь был же где-то запретный предел?..
Мальчишка игривым, провоцирующим, завлекающим движением поерошил кистью у себя между ног и со словами: «По активней отодвигайтесь!» пристроился на тахте.
Лежали вытянувшись, настороже, не касаясь друг друга. «Я только что видел его голым…» В голове взрослого билась одна эта единственная мысль. «Он прекрасен!»… Их продолжало просто зверски тянуть друг к другу, ничего поделать с этим они не могли. Оба томились, страдали. Один - из-за противоестественности влечения и от сознания, что он беззастенчиво пользуется неопытностью и доверчивостью юности, другой - что этот взрослый, которого он так хочет обнять, через чур сдержан и перепуган. «Я почти открыто льну, а он упирается, как нецелованная девица.»
Но Виктор решил идти до конца. В своём влечение он не усматривал ничего дурного, тем более, что переходить определённую грань, он был не намерен. Он выключил свет, решительно придвинулся и со словами: «Теперь понаслаждаемся малость», обнял Сергея Борисовича. Прижался. Тот ощутил прикосновение возбуждённой плоти юноши.
- Тебе-то что из этого?.. Неужели так хочется?.. Я - не женщина… Старик… - почти теряя сознание от блаженной неги, лепетал Сергей Борисович. Его крутил сумасшедший сладостный вихрь.
- Замолчи… Глупый, хоть и взрослый… Нельзя идти против своих желаний… Вредно… - переходя на «ты», поучающе ответил отчаянный подросток. - Разве неприятно? Наслаждайся, пока я добрый!
Он без всякого смущения, будто проделывал такое множество раз, со свойтсвенной ему непосредственностью, целенаправленно просунул руку под трусы изнывающего от чудодейственных ощущений Сергея Борисовича, нашёл, что надо, сжал…
- Ого! - Только и мог выговорить он. - Ничего себе… Старик…
А подопытное безвольное взрослое существо в руках юного экспериментатора изнывало. Оно не отстранялось, не отталкивалось. Его что-то ломало, карёжило, куда-то несло. Противиться было невозможно. Кажется, никто и никогда его так не ласкал. Даже не то. Никогда ранее от чужих ласк он не испытывал такого всепоглощающего жгучего наслаждения.
- Да сними ты их!.. Мешают же… - Он помог стянуть трусы. Теперь они прильнули друг к другу, отбросив прочь всякую сдержанность. Осмелел и взрослый. «В самом деле! Что это я? Такое случается раз в жизни! Сам тянется…» Он исступлённо ласкал юное, божественное тело. То, которое только что видел, и которое казалось таким недосягаемым. Верил и не верил. Что это происходит именно с ним… Оба распалились до предела. И доведя себя до полного экстаза, почти одновременно изошли. Удовлетворённо откинулись на подушки. Виктор даже в этой неконтролируемой и неординарной ситуации не потерял здравомыслия и вовремя подтянул под них большую салфетку. Деловито вытер ею себя, партнёра. Вёл себя до умопомрачения рационально.
Чуть позже, отдышавшись и расслабленно раскинувшись, Виктор произнёс:
- А ты упирался… Ведь хорошо сбросить… Уж лучше, чем самому с собой.
- И часто ты так? - отважился спросить Сергей Борисович.
- Ты что?.. За кого принимаешь?.. В первый раз! Так ничего и не понял…
- Прости, Витенька… Не хотел обидеть… По недомыслию…
- Прощаю… Неужели не дошло, что виноват дедушка? Распалил… Ему даже невдомёк, чем это могло кончиться. Он наслаждался воспоминаниями, а я оказался слушателем, более чем внимательным.
- И он рассказывал тебе, как мы ласкались?
- Прямо - нет, но я догадывался. Особенно смеялся, когда он рассказал, как вы ходили в баню, и как ты чуть рожу ему не расквасил, что он троим знакомым драил там спину…
- А с девчонками у тебя было?
- Случалось… Возились. Но трахаться не трахался. Всегда что-то мешало. Я ещё мальчик. У меня всё впереди. Доволен?
- Да, Витенька… Получается, я у тебя чуть ли не первый…
- Получается…
- Разочарования не испытываешь? Ну, сожаления там, стыда и всего такого?
- О чём ты? Никогда не жалею, о том, что сделал. Чего зря переживать? Лучше думать о будущем. А стыдиться?.. Я не стыдливый… Ты тоже не мучься. Всё было нормально. Я тебя сам соблазнил. Осознанно. Ты здесь не при чём… Теперь поспим немного. Согласен?
- Как хочешь. Если я во сне обниму, не будешь брыкаться?
- Не волнуйся, не буду. Я сплю крепко. Можешь делать, что хочешь. Только не пытайся… ну, сам понимаешь… Я этого не люблю. Какое-то отвращение.
- Не буду. Я к такому тоже не охоч. Случалось только с женщинами, когда у них был этот самый период, а очень тянуло.
- Понравилось?
- Не очень. Хотя и плотнее. Но запах и всё такое… Мерзость. Для этого есть другие щелки.
- Ты о них ещё помнишь?
- Если честно, почти забыл.
- А жена?
- Не общаемся лет десять. Надоело до чёртиков. Одно и то же… И странное дело, сейчас даже мысли не могу допустить, что полезу. Это как на мать.
- Никогда бы не подумал. Хотя вполне возможно. Мои родаки, как мне кажется, тоже общаются всё реже и реже. Раньше прямо-таки льнули друг к другу. Любовниц не заводил?
- Стар я для таких игр!
- А как обходишься? Ведь стоит! Почти в семьдесят лет! Везёт же людям…
Сергей Борисович замялся, но решил, что с этим мальчиком лицемерить грешно.
- Как все. Сам сказал, что тоже пробовал.
- Разве говорил? Когда?
- А вспомни: «Лучше, чем самому с собой.»
- Поймал… Все мы пробовали. Иной раз как припрёт, хоть волком вой. Я это делаю в подушку и представляю, что трахаю девчонку. А она шепчет: «Милый Витенька…»
- Часто?
- Да нет. Как получится. Иногда месяцами не дотрагиваюсь. Стараюсь отвлечься. Каратэ там, футбол, дискотеки, компьютер… Развлечений хватает, было бы время.
- Не злоупотребляй.
- Чем? Спортом или ящиком?
- Не понимаешь?
- Да понял я, понял. Прикалываюсь. Я себе не враг. Всё, спим. Поласкаемся ещё утром. Хочу, чтобы спину, грудь, ноги, не только там…
Вскоре оба уже крепко спали.
СЛЁЗЫ
Сергей Борисович проснулся, когда за окном уже совсем рассвело. Не ожидал, что пробудет в небытии так долго. Слишком острое наслаждение пережил и надеялся, что неизбежный очередной позыв подбросит часа через два. Ан нет! Эмоциональный стресс оказывается требовал более длинной разрядки.
Приподнялся на локте. То, что увидел, вновь повергло его в пучину острейшего волнения. Витя лежал на животе, повернув голову на бок. Легонько посапывал. Был полностью раскрыт - в комнате держалась жара. Одна нога согнута в колене, другая вытянута. Вид юноши завораживал, приводил в трепет. Линии тела совершенны. От спящего исходили невидимые и чарующие флюиды юности и неги. Сергей Борисович буквально пожирал глазами распростёртое тело. Насытиться не мог! Особенно возбуждала и бударажила полная открытость юноши, доступность и божественная дарственность. Он наклонился и, едва касаясь, дотронулся губами до бёдер и округлой восхитительной попки. Присел. Витя даже не пошевелился. Не в силах сдержать клокочущий порыв, сидящий протянул дрожащую руку и как-то судорожно начал гладить это чудное и такое близкое и манящее тело. Гладил долго, изобретательно, по всякому. Пил нектар райского наслаждения и не мог утолить жажду. Когда движения стали более резкие, страстные, спящий пошевелился. Сергей Борисович мгновенно отдёрнул руку, замер. Но Витя не проснулся. Издав какой-то звук, он повернулся на бок, потом ещё дальше и оказался на спине. О, Господи! Куда дальше, чего больше! От нового зрелища можно было сойти с ума! Мальчик раскрылся до конца. С почти полуобморочным стоном, в одночасье потеряв и лишившись всех сдерживающих начал, Сергей Борисович положил ладонь на естество юноши. Там было мягко, податливо, расслаблено, но не менее сладостно и вожделенно.
Трепетно пожимая безмятежное, но чуть набухающее естество, ощущая щекотание целомудренного вьющегося пушка, вперясь взглядом в милые юные черты лица мальчика, очарованный и окончательно потерявший над собой власть, взрослый мужчина даже не заметил, как от валом накатившегося возбуждения он самым тривиальным образом изошёл. Уф!
Это было воистину что-то невероятное! За исключением, может быть, далёких подростково-юношеских ночных поллюций, со смутным, никогда не оканчивающимися чем-то настоящим, видениями, такого с ним не случалось никогда! Ведь без малейшего прикосновения! Очухавшись от очередного шока, он растерянно достал из под подушки салфетку, тщательно машинально всё протёр и, не отрывая ладонь от вожделённого места, пристроил свою голову рядом с головой Вити. Витеньки, Витюши… Милого, славного… Тот продолжал сладостно спать, абсолютно не представляя, что творится с его соседом. А сосед, даже изойдя, продолжал изнывать. Ему страстно хотелось схватить эту чудную голову, прильнуть к мягкому податливому телу, безудержно целовать милое детское лицо (вот оно, совсем близко!), сжимать всё это в неистовых объятиях и наслаждаться… Наслаждаться невесть откуда свалившимся на него счастьем. Но он, напрягая до предела всю волю, держался. Он не мог, не имел права тревожить безмятежный сон доверившегося ему юного божества. Он только смотрел. Смотрел и думал, что всё так быстротечно, зыбко, непрочно. Настанет день, Витя уедет и ему останутся только призрачные воспоминания.
Так, держась за юную плоть, глядя на совершенные черты, Сергей Борисович лежал долго. Может час, может два. Витя, наконец, раскрыл глаза. Именно этого момента дожидался его старший друг. Хотел навечно запечатлеть в памяти пробуждение бога. Руку, между прочим, не убирал. Нарочно. Опять же интересовала реакция. Отбросит, или нет? Но в пробуждении не оказалось ничего особенного. Во всяком случае, божественного и в помине не было. Витя внятно произнёс:
- Уже проснулся? Давно?
- Часа три.
- Прикалываешься? Врёшь!
- Даю честное слово.
Посмотрел вниз.
- Держишься?
- Держусь.
- Всю ночь?
- Да нет, только под утро.
- Хорошо?
- Нормально.
- Наверно спящего созерцал, гладил?
- Угадал. Было такое. Хотел наброситься, но не посмел.
- Стоило… Продолжаешь держаться… Какой интерес? Расслабленный, вялый, как тряпка… То ли дело, когда возбуждён. Торчит, как огурец, по телу пробегает приятная дрожь, какие-то токи. - Сергей Борисович улыбнулся. - Что смеёшься, разве не так?
- Думаю не об этом. Какой же ты, право, непосредственный. Говоришь, что в голову взбредёт.
- Есть такое… Мама как-то сказала: «Ты простой, как чугунный утюг.»
- Простым ты мне не кажешься. Скорее бесхитростным. Но самое пленительное в тебе не это. Вот смотрю, смотрю и никак не могу насмотреться. Так кажется и смотрел бы всю жизнь. Ты, Витя, удивительно красивый и обаятельный юноша.
- Знаю. Многие говорят. Я, как Нарцисс, сам себе нравлюсь. Но мужику красота ни к чему. Даже вредит. Лезут все. Она нужна девчонкам.
- Но я к тебе не лез, сам начал.
- К тебе это не относится.
- Убийственно снова тянет поцеловаться. Можно?
- Я добрый. Сколько угодно.
Сергей Борисович, конечно же, не мог не воспользоваться случаем. Он начал целовать всё, что попадалось под его губы. С ног до головы. Витя лежал, был неподвижен, дозволял всё, но сам активности не проявлял.
- Тебе неприятно? - чуть отрезвев, спросил взрослый.
- Да как сказать… И да и нет…
- Скорее нет, чем да?
- Пожалуй… Хочется возбудиться по настоящему.
- Так возбуждайся! Кто тебе мешает?
- Ты слишком целомудренен. Словно боишься чего-то…
- Что, кусать тебя прикажешь? А синяки? На твоём-то теле…
- Зачем кусать? Слушай меня. Сначала заберись.
- Куда забраться? - не понял взрослый.
- Да на меня! Тупой что ли?..
- Сзади?! - похолодел Сергей Борисович. «Неужели заставит? Я не смогу отказать…» - Ты же сам говорил, что не любишь…
- Действительно не люблю… Совсем нет! Спереди…
- Ничего не пойму… А куда вставлять-то?
- Окончательно очумел! Да никуда! Просто заберись и прижмись. А они пусть касаются. Сам смотри во все глаза. Можешь даже целовать в губы. И не стесняйся, побольше шевели языком, сам дрыгайся. И не бойся раздавить, поплотнее…
Сергей Борисович счёл бы себя полным идиотом, если бы не откликнулся. Он любил это рассуждающее и так бесхитростно наставляющее его юное существо. Как прилежный ученик, досконально всё выполнил. (Да кто учил-то его? Боже ж ты мой правый!) Витя в самом деле сразу возбудился. Всё повторилось, что было перед сном. Но более резко, страстно, со звуками и восклицаниями. Нежными, ласкательными, влекущими и зовущими…
- Вот так, нормально! Кончил классно! Лучше, чем вечером. Спасибо, мой старикан.
А на Сергея Борисовича что-то нахлынуло, накатило, навалило. Всепоглощающая нежность к лежащему рядом юному, прекрасному творению природы заволокла как марево. Этот почти бог полностью отдавал себя, свою душу, божественное тело, ласки, отдавал доверчиво, безоглядно, до конца. Но в то же время как требовательно, как властно! Ему оставалось только безвольно и покорно повиноваться. Шестьдесят семь лет! А он за одну ночь изошёл три раза! Когда такое случалось? Откуда силы? От нахлынувших чувств голова пошла кругом и, Сергей Борисович, уткнувшись в подушку, судорожно зарыдал. Он, не стесняясь слёз, плакал (тоже не припомнит подобного), а его юный сосед лежал рядом и, как это не покажется парадоксальным, безучастно курил сигарету. Когда и как он закурил, взрослый даже не заметил.
Нарыдавшись всласть, Сергей Борисович затих. Реакция Витеньки обескураживала и даже пугала. Юный бог первым прервал тягучее молчание и спокойненько, деловито произнёс:
- Наплакался? Богатые тоже плачут? Видать, от счастья! Ещё бы! Заполучить такого красавца! Да ещё девственника! Затащить к себе в постель… У любого крыша поехала бы. Извращенец несчастный! Вот я тебе и отомстил! Будешь знать! Ещё выпендривался: «Так, чем я вам могу быть полезен?» - передразнил Виктор. - Ничем!!! - зло заорал он. - Доволен?
Сергей Борисович замер, застыл, все члены сковало, словно в столбняке. От ужаса не мог произнести и слова. Они лежали рядом, обнажённые с отброшенным одеялом. Старик и юное прекрасное существо. Более дикой и противоестественной картины трудно было даже представить! Сейчас это существо соскочит с ложа, как пророчило, стремглав оденется и со словами: «Провались ты пропадом, гомик поганый!» умчится из его жизни навсегда. Сергей Борисович не шуточно был близок к обмороку.
Виктор повернул голову, вгляделся в лежащего рядом, насмерть перепуганного человека, и, ни слова не говоря, уцепившись в его волосы, прильнул губами к лицу!!! («Да возможно ли?..») Целовал долго, отчаянно. И… плакал. Как обиженный маленький ребёнок. По настоящему! Слёзы лились ручьём. Что творилось с ним самим, Сергей Борисович не осознавал. Переход был слишком стремителен! Это уже было опасно. Месть могла оказаться фатальной. Молодые иногда бывают неадекватно безжалостны и беспощадны. Но… От счастья не умирают. Кажется, вместе с Виктором он снова плакал, прижимал к себе мокрое от слёз лицо, ласкал, утешал, говорил какие-то бессвязные нежные слова, снова впадал в изумительно блаженное состояние. Возможно даже они изошли… Это не имело никакого значения! Они без памяти, беззаветно любили друг друга, и эта страсть, получив эмоционально взрывной выход, завершилась расслабленной удовлетворённостью и тихим покоем…
Потом Витя ушёл. Профессор, как и прошлый раз, проводил его. Расстались удручённые, обескураженные, опустошённые, ошарашенные неожиданным для каждого из них финалом, но… счастливые. Впереди у них была целая жизнь!
ПРИТЧА ОБ ЭЗОПЕ
Они лежали на той же тахте у взрослого. Сергей Борисович решил выяснить до конца мучивший его один вопрос. Повернувшись к юноше, обняв его, он начал:
- Милый Витенька! Вот ты - мой друг, очень хороший, «правильный», красивый и добрый парень. Такие в наше время - редкость. Я тебя действительно люблю и не скрываю этого. Счастлив, что могу, не кривя душой, не лицемеря, прямо и открыто сказать такие слова. Их мы говорим очень редко. Дай Бог, чтобы за всю жизнь произнести два-три раза. Не беру в счёт, когда говорят просто так или чтоб потрахать. Со мной ясно. Но вот ты - загадка. Говоришь приятные слова, всё позволяешь, сам ласкаешься. Как это возможно? В твоих глазах я должен выглядеть глубоким стариком! Это, извини меня, противоестественно, невероятно и граничит с умопомрачением. Или не так?
- Вот те раз! Приехали! Конечно не так! Ты рассуждаешь, как обыватель.
- Не понял, - обиделся профессор.
- Ну, скажем, посложнее - на общепринятом уровне.
- Опять же не понял… - Сергей Борисович снова лукавил. Он где-то догадывался, что имел в виду Виктор. Но ему неудержимо хотелось, чтобы парень обнажился до конца, раскрыл душу.
Мне, как автору новеллы, представляется, что он зря это делал. Понуждать человека к душевному стриптизу не следует. Иначе таинственное, неведомо прекрасное, что иногда возникает между людьми, может растаять как дым. Но, слава Богу, Витя оказался цельной и устойчивой натурой. Ничто не могло поколебать его жизненные принципы.
- Тем хуже для тебя. Вот доживёшь до моего возраста… - осёкся, осознав всю несуразность таких слов. - Я хотел сказать, окажешься в моём положении, поймёшь.
- Но я уже был в твоём положении!
- Ха! Там ты любил ровесника! Кстати, мы же договорились…
- Хорошо, хорошо… Не буду. И всё же твоих побуждений я до конца понять не могу. Не могу и всё! Не могу представить, чтобы в твоём возрасте я начал интимно общаться с семидесятилетним дряблым стариком, да ещё целовал его.
- Примитивный ты, хоть и академик, - взъярился Виктор. Не такой уж ты дряблый, это раз! Во-вторых, тебе хорошо и радуйся! Всё докапываешься!.. Ну да ладно, расскажу одну историю. Будешь слушать?
- Я заметил, ты любишь рассказывать, поучать. У тебя преподавательская болезнь - недержание речи… Не обижайся, это я так. Тебя я всегда слушаю с огромным удовольствием. Литературная речь, правильные акценты и ударения, истинно русское произношение. Проскакивают, правда, сленг, вульгаризмы, но в твоём возрасте простительно.
- Молчал бы лучше. Сам говоришь как? Студенты шарахаются! Лучше слушай и учись. Как-то папа говорит: «По телеку будет спектакль «Лиса и виноград», в главной роли Александр Калягин. Посмотри, полезно.» Калягин мне нравится, решил посмотреть. Там речь идёт о древнегреческом баснописце Эзопе. Богатый грек приводит к себе в дом купленного нового раба Эзопа. Когда он только появляется на сцене, никаких чувств, кроме отвращения, не вызывает. Какой-то грязный, одутловатый, нечёсанный, вся грудь в волосах, толстый, ходит, будто переваливается! Во общем смотреть противно. А рожа! Просто мразь! Остальные герои, там жена, дочь, молодой воин, сосед и другие по сравнению с Эзопом - воплощение изящества и красоты. Но вот идёт спектакль и под конец как-то так получается, что единственный по настоящему красивый человек в пьесе - это именно Эзоп, а остальные - уроды уродами. А потому, что Эзоп умён, добр, человечен, способен отзываться на горе и беду других и помогать им. А прочие - глупы, эгоистичны, завистливы и бессердечны. И их телесная привлекательность уходит на задний план, а вот даже уродство Эзопа почему-то становится привлекательным и приятным. Остальные герои пьесы тоже это раскусили. Не помню, то ли жена грека, то ли его дочь, или обе вместе пытались соблазнить Эзопа. Не вышло. Другие тоже искали его помощи и поддержки, а сам хозяин под конец жизни даровал ему свободу. Правда, там тоже что-то не заладилось. Вот такая история.
Сергей Борисович знал этот спектакль, но снова помалкивал. С оценкой Вити он был согласен на все двести процентов.
- Опять усматриваешь аналогию?
- Не обольщайся, не усматриваю. Ты - не Эзоп. Хотя кое-что от Эзопа у тебя есть. В твоём возрасте пора бы знать простые и очевидные истины. Если человек нравится, то и недостатки и даже его телесное уродство приятны, не говоря о годах. Когда мы посмотрели телеспектакль, папа спрашивает: «Если бы пришлось, кого из них ты решился поцеловать?» - «Только Эзопа!» - ответил я. Понятно?
- Понятно… Да знаю я, знаю эти прописные истины, дорогой Витенька! Мне трудно поверить, что и меня такое посетило и сущее чудо, вроде тебя, удостоило своим вниманием.
- Не переборщай. Какое я там чудо? Обыкновенный парень, каких тысячи. Но чтобы тянуться к человеку, вроде тебя, надо быть умным. А я, слава Всевышнему, не дурак!.. Выговорились? Давай теперь поспим. Завтра у меня первая лекция по математике, не хочу опаздывать. Больше не приставай. Спи спокойно, я тебя л ю б л ю и остаюсь твоим другом.
Он в первый раз произнёс слово «люблю», даже выделил его… Сергей Борисович слышал это слово, обращённое к нему, только три раза. Третий - от Виктора! В шестьдесят семь лет!
ПЯТНО НА СОЛНЦЕ
Прошёл ещё один месяц. Приближалась зимняя сессия. Встречаться они стали пореже. Но отношения по-прежнему были самые тёплые. Ничто не омрачало их. Но вот Сергей Борисович обратил внимание, что Витя всё чаще и чаще попадается в обществе девушки, той самой, между прочим, которую впервые увидел с ним на лестничной площадке. Поначалу академик не придал этому никакого значения. Встречаются и встречаются. Молодой парень и должен встречаться с девушками. Но однажды он увидел такое, что сразу перевернуло в нём всё вверх дном.
Они шли по коридору. Сам он двигался за ними, поэтому видеть его они не могли. И шли… в о б н и м к у ! Событие не просто ошарашило Сергея Борисовича. Оно напрочь выбило его из колеи. Доплёвшись до кабинета, он плюхнулся в кресло и, почти ничего не соображая, начал бессмысленно и бестолково перебирать и перекладывать бумаги и папки на столе.
Его захлестнула жуткая, отчаянная ревность. Воображение заработало на полную катушку. Он зримо представлял, как они целуются, ласкаются, обнимаются, как совершенно обнажённые лежат в постели, прильнув друг к другу, как эта паршивая, непотребная девица, не отдавая себе отчёта, какое сокровище оказалось у неё в руках, гладит тело юного бога, которое он считал безраздельно своим, как ласкает в самых потаённых местах… От таких мыслей Сергей Борисович впадал в полное оцепенение. Сотрудники сразу заметили его состояние. Посыпались недоумённые вопросы: «Что с вами?», «Не больны ли вы?», «Случилось что?» и т.д. А Сергей Борисович желал только одного, чтобы его поскорее оставили в покое.
Два дня он ходил, словно в сомнабуллическом сне. Почти ничего не видя и не слыша, с трудом воспринимая происходящее вокруг. Лекцию прочитал с огромным напряжением. Студенты недоумённо шушукались, шумели. Он не обращал на них внимания. Перед глазами стояли эти двое. На третий день Витя, как ни в чём не бывало, заскочил в кабинет. Был радостно возбуждён.
- Сегодня я освободил время, можем встретиться. Поехали снова к тебе? Я там себя чувствую хорошо. Никто не видит, не мешает. Ты вечером свободен?
- Свободен… - тихо ответил хозяин кабинета. Не заметив его отрешённого состояния, Витя с воодушевлением продолжал?
- Вот и отлично! Значит, потусуемся на славу! Ты езжай пораньше, всё приготовь, а я завалюсь часов в шесть. Что купить? Давай сегодня попьём пива? С рыбой! Чтобы не загружать тебя, пиво куплю сам. Шесть бутылок хватит? Больше трёх мне выпить не удаётся. Для кайфа можно хлебнуть и водки. Согласен?
- Согласен… - в том же отрешённом ключе ответил академик. Так и подмывало спросить: «А как же твоя девица?» Это не спросил, а робко, шёпотом, почти с мольбой: «Останешься?» - Беззаботно и легкомысленно:
- Не-а… Сегодня не могу. Завтра рано вставать. Не огорчайся. Что захочешь, проделаем. По полной программе. Время найдётся. Побегу, есть ещё дела. («С этой встречаться?») Пока! - и он стремительно убежал.
…Не прав, как же был не прав этот профессор! Но он не владел собой, ему можно было простить всё…
Когда в квартире раздался звонок, у Сергея Борисовича уже всё было готово. Стол накрыт, закуска разложена. Но ему самому было очень плохо. «Как же теперь Витя будет смотреть в глаза? Юная девица и… я. С ума сойти!» Сергея Борисовича давил неимоверный груз жесточайшей ревности.
Витя появился такой же оживлённый, безмятежный и радостный. В руке пакет с пивом. Оба любили «Клинское». В бумагу завёрнут огромный лещ. Уселись за стол. Сергей Борисович по-прежнему был не в себе. «Наверняка будет торопиться к этой». Всё делал как-то машинально, как заведённый автомат. Витя что-то болтал, смеялся, спрашивал. «Подхожу я ему, как корове седло».
Когда они выпили по рюмке водки и приступили к пиву, Витя, наконец, заметил необычное состояние своего взрослого приятеля.
- Что с тобой? Сегодня ты какой-то не такой. Как в воду опущенный! Ты не рад моему визиту?
- Рад. Но...
- Что «но»? Давай договаривай. Что-то случилось?
- Случилось.
- Так расскажи, станет легче.
- Не станет.
- Да что с тобой, в самом деле? Если в чём мешаю, могу отчалить!
Сергей Борисович резко вскинул голову. Плотина прорвалась.
- К своей девушке?!
- А-а-а… Ты вот о чём…
- Об этом самом!
- Ну что ж, пора и здесь объясниться до конца. Между нами не должно быть никаких недомолвок… Значит приревновал… Сергей, ты должен уяснить и воспринять одну вещь. Я - мужик. Рано или поздно прийдётся обзаводиться семьёй, детьми. Я люблю детей и хочу, чтобы они у меня были. И не один, а два-три. Как сам понимаешь, пальцем детей не сделаешь. К тому же я люблю встречаться с девушками. С ними тоже интересно, и мне это нравится. Такое ты можешь понять?
- Могу, Витя, не дурак. Прости, но действительно ревную, до потери пульса. Очень люблю тебя и не ревновать не могу.
- Вот тут ничего не попишешь, - жёстко ответил парень. - Придётся подавить.
- А если не смогу?
- Сможешь! Ты сильный.
- Да не хочу я тебя терять! Не хочу! Не хочу и не могу!!! - выкрикнул Сергей Борисович.
- С чего ты взял, что потеряешь меня? - искренне удивился Витя, снова вытаращив свои потрясающие глаза.
- Девушка может потребовать: или он, или я.
- Вика-то? Не потребует. Она не такая. А если потребует, тут же брошу. Никто не может вторгаться в мой мир и диктовать, как я должен поступать!
- О нас знает?
- Конечно, но не всё. Знает, что мы друзья и дальние родственники.
- Какие родственники?..
- А разве нет?
Сергей Борисович смешался. «Вон даже как! Представляет родственником. И, похоже, не ей одной. Может и прав?»
- Значит оставишь… Даже если влюбишься?
- Не сомневайся, оставлю. Ещё как оставлю… Но она не такая… Если подруга начнёт требовать подобное сейчас, могу представить, во что это выльется лет через десять. Нет, этого я не допущу!
Разговаривая, они пили пиво, заедали солёным лещом, но делали это без всякого энтузиазма и воодушевления. Слишком серьёзна была тема. Сергею Борисовичу стало немного легче. Перспектива расставания отодвигалась неопределённо далеко. - Догадываюсь о твоём состоянии, - продолжал Витя. - Ревновать должен. Однако, успокойся. Не брошу. Никогда. Уяснил? - Он положил ладонь на кисть Сергея Борисовича. Доверительно и мягко её пожал.
- Так хочется верить…
- Докажу делами. Не сомневайся. Наше с тобой - это только наше. Оно выше, глубже, значительней всего остального. Оно как бы за скобками и будет с нами всегда. У меня это с детства, а у тебя и того раньше. Я могу оставить тебя только в двух случаях.
- Каких это? - встрепенулся взрослый.
- Первый. Если скажешь: «Ты надоел, Виктор. Больше встречаться не хочу».
- Абсурд. Таких слов я никогда не произнесу. Зря фантазируешь. Ну, а второй?
- Если замечу, что предпочитаешь другого парня. С женщинами, девушками встречайся, сколько влезет. Мне до лампочки. Но если появится новый поклонник… Я тоже ревнив. Уйду и навсегда. Будешь потом просить, ползать на коленях. Не прощу и не вернусь.
- Витя, дорогой, это же исключено.
- Не скажи… Жизнь иногда выкидывает такие фортели…
- Исключено, Витенька, исключено. Сколько мне лет? На такое уже не способен. Последняя лебединая песня! Но ты загоняешь в угол. Многие студенты заходят, просто поболтать, приглашают на тусовки. Мне интересно и я хожу. Значит, отказаться от всего?
- Серёжа, извини, но не делай из меня идиота. Думаешь, не разберусь? Сразу! Догадываюсь, как восприму. Не хочу, чтобы на моём месте был кто-то другой. Тут я - старомодный эгоист.
- Милый Витенька! Такое не случится ни при каких обстоятельствах! Поздно! Как тебя, я больше никого любить не смогу. Ты - воплощение мечты. Видимо, всю жизнь ждал и вот на старости лет сподобилось…
- Так уж и сподобилось… Ещё кому…
Сергей Борисович почти совсем успокоился. Он понял: Витя его действительно не оставит. А это главное. Ревность, в самом деле, можно подавить, а о девушке забыть. И этот юный, сидящий напротив волшебник по-прежнему будет принадлежать ему. Он наклонился и несильно, нежно поцеловал юношу в губы. Витя не только не отстранился, но обнял и столь же нежно ответил… Запас притяжения оставался огромным.
Расстались они взбудораженные, но умиротворённые. Собравшиеся тучи были умело разогнаны. Постарались оба…
ЭПИЛОГ
Время шло. Они продолжали дружить. Часто встречались, в основном, вдвоём, но иногда с кем-то ещё. Ходили в кино, театры, гуляли по Москве, выезжали на дачу. Появились совместные научные и житейские дела. Виктор познакомился с семьёй Сергея Борисовича и был ею принят. Правда, с девушкой своего приятеля академик так и не встретился. Избегал, а Витя и не предлагал. И говорили, говорили, говорили… Обо всём. Парень как губка впитывал всё, что исходило от Сергея Борисовича. Академик тоже учился у своего юного друга: твёрдости, убеждённости, доброте, последовательности, незлобливости, дружелюбию. Все, кого он спрашивал о студенте, единодушно отзывались самым лучшим образом, с какой-то особой теплотой и расположением. Однокашники прямо таки души в нём не чаяли. Виктор в самом деле был цельным и по настоящему хорошим парнем. Такие встречаются чрезвычайно редко. Никаких сомнений на этот счёт у Сергея Борисовича уже не оставалось. Зимнюю сессию Витя сдал досрочно и только на отличные оценки. Начал получать повышенную стипендию. На каникулы он уезжал домой в Воронеж. Часто оттуда звонил и написал даже два письма.
В вихре сплошного эмоционального подъёма Сергей Борисович получил небольшую передышку. Она явно пошла ему на пользу. Он окончательно успокоился, уверовав, наконец, в искреннюю привязанность к нему этого милого парнишки.
Больше всего Сергея Борисовича умиляло то, что Виктор, будучи абсолютно нормальной особью мужского пола, дозволял делать с собой буквально всё, что ему хотелось, кроме, естественно, мерзопакостного совокупления. Иногда и сам проявлял трогательную инициативу. Полностью отказаться от интимного общения с ним Сергей Борисович не мог, хотя нередко и урезонивал себя. Тогда активничал сам Витя и все благие намерения летели вверх тормашками. Он любил этого юношу и любил беззаветно, поскольку понимал - такое с ним в последний раз. И если парень охотно дарил себя, почему он должен отказываться? Ради чего? От своего собственного счастья! Конечно, «это» пройдёт. Но пока…
Ещё одну особенность заметил Сергей Борисович. Он как-то сразу помолодел. Приступы хандры и неудовлетворённости куда-то пропали, реже донимала аллергия, повысилась работоспособность, обострился интеллект. Помимо научных работ, из под его пера в центральных патриотических газетах начали появляться яркие, содержательные статьи. Лекции читал на подъёме, вдохновенно, и студенты слушали разинув рты и затаив дыхание.
Его личность начала приобретать черты некоей легендарности. Везде приглашали, усаживали в президиум, пели дифирамбы. О нём ходили студенческие байки, цитировали его удачные фразы и афоризмы. Все знали, что говорит он захватывающе, неординарно, всегда что-то новое и оригинальное. Его образ начал жить как бы отдельно от него самого, таинственной самостоятельной жизнью. И этот образ явно находился в ореоле откуда-то снизошедшей славы. Сергей Борисович прекрасно отдавал отчёт - всё это благодаря молодому другу. Именно он снова зажёг его.
Повезло и Виктору. Он упивался своим положением друга и «родственника» знаменитого академика, подозревая где-то, что и он сам причастен к его славе. Всё лучшее, что было заложено в юноше природой и воспитанием, засверкало всеми цветами радуги. Впереди его ожидало воодушевляющее и блестящее будущее.
Но что ожидало их двоих? Как могли сложиться их судьбы? Это ведал только Господь-Бог. Однако читатели новеллы, должно быть, уже поняли: Виктор останется другом своего верного и преданного поклонника до конца его дней. Чтобы ни произошло! Я, во всяком случае, сильно в это верю.
г. Москва, 2000 год.
ИНТЕРВЬЮ С АВТОРОМ НОВЕЛЛЫ С.Б.ХЕППИМИМОМ
- Сергей Борисович, по итогам новеллы «Невероятность»: сколько процентов там правды?
- Там всё правда и всё неправда. Такие вопросы автору задавать не стоит...
- Какие отношения с младшим героем новеллы сейчас?
- У меня с героем новеллы никаких отношений нет.
- Слёзы были на самом деле?
- Э-э-э… У меня слёз никаких не было, а у моих героев, конечно, были.
- Сергей Борисович, насколько вы себя остеждествляете с героями новеллы?
- Сейчас подумаю… Я с героями себя не остеждествляю, но хотел бы быть на их месте.
- Какое пиво вы предпочитаете?
- «Клинское».
- А водку?
- «Привет!»
- В вашей новелле написано, что один из главных героев изошёл три раза. Правда?
- Э-э-э… Это уже интимный вопрос, это там так написано. Скорее всего авторский вымысел, а разве так не бывает?
- Вы лично знаете главного героя - Витю?
- Я с ним не знаком, но я его видел, он мне всегда нравился.
- Чтобы вы хотели пожелать читателям?
- Серёженька, вы главный редактор этого прекрасного издания и хорошо, что оно выходит. Пожелать испытать в жизни очень сильные чувства, хотя они иногда приносят разочарования, боль, но ради этих сильных ощущений, переживаний - стоит жить!
Вопросы задавал
