БЕЛЫЕ РОЗЫ И ДЕВИЧЬИ СЛЁЗЫ

Когда-то от Чукотки до Калининграда, от таежных казарм до черноморско-пионерских лагерей верили детскому голоску неведомого отро­ка, вещавшего о простых истинах. Советский Союз стремительно рушил­ся, а детдомовец Юра Шатунов, во­калист «Ласкового Мая», столь же стремительно становится поп-звез­дой национального масштаба. Проект с Пугачевой, вилла с вертолетной площадкой на берегу южного моря, «бриллиантовые» концерты. Все это было даже и не десять лет назад — в прошлом тысячелетии. А потом о Шатунове пустили самые невероятные слухи — то ли он спился и чуть ли не голодает, то ли он ушел в монастырь. Потом и это стихло. А был ли маль­чик? И нужен ли он кому сегодня?

Как выяснилось, нужен. Может, всяческое «техно» публике опосты­лело, а может, новая попса замучи­ла однополой любовью и полным от­сутствием любви к цветам и прочим нежностям, но вечером 3 ноября пе­ред филармонией собралась густая толпа. Обстановка перед входом была нервозная, постоянно пытались проникнуть внутрь какие-то «друзья Юры» и даже некие «имеющие от него детей подруги». Говорят, не­сколько таких особ даже пытались залезть по пожарной лестнице.

У служебного входа хмурый вах­тер с орденской планкой детально ос­мотрел мое журналистское удосто­верение (мол, видали таких — без билета норовят пройти).

— А вам Шатунов нравится? — по­пробовал разговорить его.

— Иди, сынок, он тут сегодня всем нравится...

За стеной уже раздавались первые аккорды Белых роз, а перед зерка­лом в вестибюле еще вытирала слезы 35-летняя дама, ее подруга тоже всхлипывала в платок:

— Тома, а ты помнишь лето, как тогда, в пионерском лагере...

В зале стояла плотная атмосфера искреннего счастья и дешевых духов. Что удивительно, таких возрастных дам было мало — те, кто был без ума от «Ласкового мая» в конце 80-х, либо поумнели, либо победнели — билеты стоили недешево. Зато мо­лодежи — невпроворот. 15—16-летние девочки гурьбой отпля­сывали у сцены, с обожанием поглядывая на возмужавше­го и раздобревшего Юру — от былого худенького маль­чугана остался лишь наи­вный голосок. А вот музы­ка изменилась. Теперь это жесткий танцевальный саунд, сдобренный дискотечными наворотами. Впрочем, изменились и пластика, и сце­нический имидж Шатунова — чувствовались большие день­ги, влитые кем-то в его по­вторную раскрутку.

— На грудях я расписываться не буду, — честно предупредил дев­чонок Шатунов, когда ползала вы­строилось в очередь за автографа­ми.

— А тебе-то это зачем? — это Юра спрашивал уже дюжего десан­тника, продравшегося сквозь деви­чьи тела. — Хорошо, что не пас­порт... — подытожил Шатунов, рас­писываясь на военном билете.

Курсантов тоже было много.

— Вообще-то я больше русский рок слушаю, Шевчука там, Бутусова, — откровенничал со мной курсант-связист Алексей.

А сюда пришел с дев­чонками познако­миться.

После кон­церта новое по­коление «ласковомаечниц» правдами-не­правдами пы­тались проникнуть к кумиру — видимо, любовь к Шатунову штука наследственная и передается с генами. Несколько ба­рышень, по-хорошему договорившись с охраной, караулили вестибюль, са­мые опытные сумели добраться аж до дверей гримерки, но дальше их не пустили. А толпа девчонок попроще мерзла на улице у служебного вхо­да.

Вблизи живая легенда оказалась не такой уж и молоденькой — 29 лет как-никак. Измочаленный после выступле­ния Юрий отвечал на мои вопросы толь­ко под строгим контролем своего арт-директора.

— Почему о тебе так долго ничего не было слышно?

— Я учился в Германии на звукорежиссера. Давал концерты для эмигран­тов — они очень тепло меня принима­ют.

— Ты специально сделал ставку на новое поколение, вторую волну поклон­ниц?

— Да, и это нам удалось. Мы заце­пили молодежь, выросшую на «тех­но», и теперь моя аудитория как бы обновилась.

— Сейчас в столичных клубах па­раллельно играют сразу несколько команд, которые называют себя «Ласковым маем». Запатентован ли тобой этот брэнд?

— Нет, я отказался от него. Слиш­ком много неувязок в плане законода­тельства об авторских правах. Поэто­му сейчас наше раскрученное имя рвут на части и используют все, кому не лень.

О своих разборках с Андреем Ра­зиным Юрий по-джентльменски от­молчался. Зато милостливо позволил всем желающим сфотографировать­ся с собой. Почти как у памятника Пушкину. И группа тут же уехала. По слухам — в Тулу. Ласковому маль­чику сейчас, пока его еще помнят в глубинке, нужно зарабатывать деньги.

А на улице под хлопьями первого снега мерзла десятка два совсем мо­лодых девчонок с сияющими лицами — ждали кумира. Лишь в стороне оди­ноко всхлипывала женщина Тома. О чем она плакала? Наверное, воспоми­нала лето, солнце и пионерский лагерь.

                                                                                                                                                                                                        21\11\2002

НАЗАД