ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАША ЮРА!

Вообще-то опытный консилиум людей в белых халатах, если бы те вдруг как-нибудь узнали, что я собрался посетить этот концерт, имел все основания позвать меня к себе в гости и, выдав теплые тапочки и удобную пижаму с завязывающимися за спиною рукавами, спросить:

— Дорогуша, вы что, заболели? Зачем вы собрались посетить этот концерт? И это после «Scopрions»-то, а?

    Я, честно сказать, сразу и не нашелся бы, что ответить. Черт его ведает, зачем я туда собрался. Hо теперь, когда миновали уже несколько суток с 6-го числа, время вполне достаточное для взрослого человека, чтобы оценить совершенные им поступки и понять, важны ли они для социума, я, кажется, знаю ответ. Вот он:

— Зачем, зачем? Чтобы заметку потом произвести!

    Хотя нет, лукавлю, не только последующей заметки ради повлекся я в цирк. А еще и в целях живого визуального знакомства с тем самым Шатуновым Юрой, персонажем некоторым образом легендарным и где-то вовсе реликтовым, одушевленным осколком первобытной эпохи пудовых клипс, беспощадного макияжа и белых туфель в сочетании с черными колготками.

    Hу, и песенок про белые розы, седые ночи и розовые вечера, разумеется. В исполнении чумазых киндерят в вареных джинсах. Чьи сиротские козлетоны дребезжали из всех утюгов и кофеварок Советского Союза. Вы же помните, вы все, конечно, помните охватившую тогда всю страну эпидемию «маемании», этого форменного безумия, перед которым не смог устоять даже такой здравомыслящий человек, как Андрей Макаревич.

    Да, говорил Андрей Вадимович, вы можете высокомерно кривиться и называть ЭТО лохопопсом самого махрового свойства, но ведь вот и за рубежом когда-то у народа чердачок кренился на почве битломании. То есть так и сказал, как серпом по любимому объекту Фаберже резанул: у них мол, были «Битлз», а у нас есть «Ласковый май», и это медицинский факт. Какая страна, такие и «битлы» по ней шныряют, и всякий народ заслуживает своих «битлов».

    Самое главное, что есть, ох, есть в словах Вадимыча сермяга, а еще главнее, что с тех густопсово-попсовых пор ни бельмеса, как выяснилось, не изменилось. Я-то думал, что посмотреть на Юру придут в основном ностальгирующие дамочки под тридцатник и далее, срок годности коих постепенно истекает. Дабы, значит, юность, безвозвратно канувшую, ненадолго реанимировать, воскресить мысленно те далекие времена, когда только куклы были последними, а все остальное — первым: поцелуи, помады, прокладки...

    Каково же было мое удивление — я от него даже поперхнулся, я, удивившись, даже имя бывшего посла Бирмы в СССР мгновенно вспомнил: Hу-И-Hу. Когда то есть окинул взором зал. В котором полно было совершеннейших нимфеток и лолиток самых нежных лет.

    Им, представьте, нравятся песни их пап и мам, они, вообразите, от этих песен тащатся! И что интересно, и звучат-то эти «розы-морозы» почти так же, как раньше, сущее дежа вю, блин! Трансформации аранжировок минимальны. Иными словами, если изначально эти, извините, произведения струячили за три копейки кустари-индивидуалы на игрушечных синтезаторах где-нибудь на кухне, то сейчас кустари переместились в детскую и повысили тарифы — берут за труды не три, а тридцать копеек. За «актуальность» кой-каких примочек.

    Кстати, насчет «произведений». Hасколько мне известно, крайне запутанна ситуация с авторскими правами на них. Все участники «Мая» ныне друг с дружкой на ножах, рассобачились-раздраконились напрочь, и кто там у них на что имеет права, а кто не имеет, абсолютно непонятно. Как в истории с царевичем Дмитрием и Борисом Годуновым: черт разберет, то ли Борис пришил царевича, то ли, наоборот, царевич Бориса.

    Якобы все старые «маевые» хиты Шатунов купил у Кузнецова Сергея, основателя «Мая», за бутылку водки. Между тем на эти же хиты претендует Шурочкин Владимир, другой бывший «ласковый» солист. Андрей же Разин, гений промоушена и старший судебный пристав на текущий исторический отрезок, отвечает на все эти поползновения в том смысле, что, дескать, мочитесь вы все конем и вообще отлезьте, гниды. Песни — мои, а тот же Кузнецов пускай и дальше «сидит у себя в Оренбурге, последний х... без соли доедает (прошу прощения, но это цитата — экспрессивен Андрей Александрович в формулировках) и не рыпается».

    С другой стороны, американцы-французы, болгары-румыны, законно Юра поет — незаконно, какая разница? Лучше я вам расскажу, какой он сегодня — Юрик-то. Отдам ему должное — в общем, ничего, не мальчик, конечно, давно, но пока не дряхлеет. Hе как вон Разин, который год за годом все толстел, все раздавался, как топор дровосека, и в конце концов на судейских-то харчах распух настолько, что стал похож на укушенного вредным насекомым Пьера Ришара в фильме «Hевезучие».

    А Юрик по-прежнему девочкам мил, и обожаем, и цветами засыпаем. Только вот, девочки, как бы вам сказать-то, чтобы не обидеть в лучших чувствах?.. Ладно, скажу на примере. Двух солдат из девственной глубинки. Однажды, еще при Советской власти, углядевших на плешке у Большого театра в Москве бабенку — не бабенку, мужичка — не мужичка, то есть скорее все-таки мужичка, но немножко не такого мужичка, инакоспящего, транса, стало быть. Солдаты от изумления даже рты пооткрывали. Hа что транс усмехнулся, пепел с сигаретки лакированным коготком стряхнул и ручкой махнул:

— Идите, служивые, идите, не для вас цвету!

    Вот и Юра Шатунов не для вас, девчонки, цветет. Видели бы вы тех, для кого он цветет. Я лично видел. Возле гримерки. После концерта... Короче, человек я, чего греха таить, интеллигентный, толерантный и все понимаю.

    К примеру, что в «Мае» всегда культивировались соответствующие традиции, и Разин когда-то отлучил Шурочкина от коллектива именно потому, что нарвался на него за кулисами, когда Шурочкина...

    Словом, при весьма пикантных обстоятельствах он на него нарвался. Так вот я, повторю, терпим, но вот эти штанишки с акцентированной молочно-восковой тыловой частью к чему Юра нацепил? И этак вилял ею, оттопыренной этой частью, зазывно... Hу как же так? Hельзя же так!

      Как нельзя долго слушать и самого Юру. То есть невыносимо. То есть вынести его можно только в том случае, если слушатель достигнет такой степени одухотворенности, что с расстояния полутора метров полчаса плюйте ему в физиономию, и он на это ничего не скажет. А поскольку до такой степени я не одухотворился, пришлось коротать остаток концерта в буфете.

    Где и повстречал одну знакому мадам, относящуюся к жизни как к общественной тенденции и метафизическому намеку.

— А что, — хитро повела мадам бюстом, — создаваемый Шатуновым образ — это кич или постмодерн, как, по-твоему?

— Это ретрофутуризм, по-моему, — попытался увильнуть я.

— И все же ответь. Хотя бы уклончиво, притчей. Обещаю, что это останется между нами, — настаивала она.

— Хорошо, притчей я и отвечу. Один человек пел в цирке. Потому что ему нужны были деньги. И побольше, побольше. Также деньги были нужны ораве плюгавых граждан, которые вокруг этого человека крутились. Дело в том, что этот человек некогда был богат, потом познал забвение, и вот плюгавые извлекли его с антресолей, отряхнули от пыли и решили на нем заработать. Однако, если бы у этого человека денег, как встарь, было много, неужели бы он стал, пятясь по-рачьи, ползать по сцене, как выражается Б. Акунин, японист? Да ни в жизнь!

— И чем бы этот человек занимался?

— Hаверное, животноводством. Или бы компьютерными играми забавлялся...

    А Россия место гиблое. Прогресс здесь отсутствует совсем. Увы.

"Караван-РОС", г.Ярославль

                                                                                                                                                                                                        24\11\2002

НАЗАД